01.10.23. Беседа с настоятелем храма Живоначальной Троицы в Косино-Ухтомском протоиереем Алексеем Митюшиным об истории строительства храма и приходской жизни. Беседовал Влад Маслов.
— Здравствуйте, батюшка! Давайте начнем наш разговор с рассказа о том, как вы узнали, что отправляетесь настоятелем в новый храм в Косино-Ухтомском?
— Лично для меня это было очень неожиданно. Просто в один прекрасный день, ближе к вечеру, мне позвонили из патриархии с вопросом: когда будет отчет по строительству храма преподобного Александра Свирского на проспекте Буденного? Дальше пошел разговор по этой теме, из которого я узнал, что планы у нашего викариатства внезапно поменялись и я отправляюсь сюда – на улицу Святоозерскую. Как у нас говорят, за послушание.
Ну что же приехал, увидел пустырь, маленький домик на его краю, который впоследствии станет часовней…
В общем, так сказать, испугался. Для меня это все было неожиданно и непонятно: какое-то поле, на котором должны строить храм, как, чего… Но в то же время было очень все заманчиво, интересно, необычно, и опять же -благословение викария. Поэтому, как говорится, помолившись, занялись темой создания храма и прихода на этом святом месте. Здесь в чем был огромный плюс: проект уже был готов и спонсор строительства уже присутствовал.
Поэтому я, так сказать, пришел на подготовленную почву. Не нужно было искать денег ни на проект храма (который исчисляется многими миллионами), ни на строительство. Моя задача была начать здесь богослужения. Для этого нужно было найти средства для постройки временного храма и для запуска богослужебной и приходской деятельности. В этом плане все получилось.
Тут надо сказать, что впоследствии, когда мы начали уже служить во временном храме, оказалось, что спонсор строительства большого храма не будет участвовать в этом деле. Это было, конечно, интересно..
— То есть, получается, программа патриаршая – она не бюджетные деньги давала готовые, а находили людей, жертвователей, которые готовы вложиться?
— Да, со стороны бюджета там нет денег, этой всей программой занимается Патриарх. Причем реально занимается лично. Бюджет патриархии, опять же, состоит из пожертвований, но одно дело, когда там бабушка какая-то жертвует, покупает свечку, и на эту свечку там строитель закрашивает копоть на стенах храма, покупает краску, нанимает маляра…
А здесь же совершенно другие суммы. Поэтому Святейшему Патриарху приходится уже обращаться к власть и деньги имущим, бизнесменам – а они же тоже все разные. Есть такие средней руки, а есть – просто огромные. Вот наш храм строила компания «Транснефть» — а это не просто бизнес, а, можно так сказать, сверхбизнес.
— То есть наш храм строил не один конкретный благотворитель, а целая корпрорация?
— Да. Но в этой истории, которая из-за того, что не была правильно оформлена бумажная сторона вопроса – соглашение с благотворителем – в один день вдруг оказалось, что раз нет договора, то не на чем основывать спонсирование храма.
Здесь нужно выразить очень большую благодарность Ресину Владимиру Иосифовичу, которого многие знают, как бывшего зама Лужкова. Сейчас, кроме прочих своих должностей, он опять же идет в эту программу от лица уже мирских организаций, от лица города Москвы.
Также огромная благодарность вице-президенту «Транснефти» Савину Александру Павловичу. Потому что Владимир Иосифович обратился к нему, а вице-президент сразу пошел навстречу, и ошибку, которую кто-то допустил, неизвестный кто-то, исправили (смеется). Потому что это наша русская такая традиция: на честное слово все, договорились и договорились.
— У нас даже табличка памятная висит, насколько я помню?
— Да.
А относительно благоустройства территории – это, конечно, огромная работа префектуры, управы и муниципалитета. А вот «начинка» храма – иконы, иконостас, вся мелочевка, вся техническая часть дома причта, все эти вещи, на которые тоже многие миллионы уходят – это все пожертвования прихожан.
— Именно наших, косинских? Не с прошлых мест службы?
— Да. Мы даже попали в такую ситуацию, что однажды у какого-то богатого товарища попросили денег на развитие храма – постоянно какие-то вещи ведь нужны, а он мне сказал: «А что же ваша «Транснефть», ваш спонсор? Не стыдно вам просить деньги у нас?» Я, конечно, немножко расстроился, но не стал ничего объяснять.
— Их участие, насколько я понимаю, ограничилось исключительно стройкой?
— Да, они построили храм, даром практически. Я посмотрел, что они очень много строят храмов и разных заведений богоугодных: школы, детские сады по всей стране. Это не разовая акция была, а постоянная инициатива. В общем, спасаются. Так что огромное спасибо им.
— Вернемся к началу истории. Когда вы приехали сюда, увидели пустырь… Я здесь жил, помню, что здесь не было еще ничего: ни торгового центра, ни даже части домов, которые сейчас вокруг. Просто было большое поле и на нем стояла маленькая часовня.
— Да. Это была, в общем-то, просто такая избушка, 6х6 метров. Внутри пустая, в плане того, что без перегородок. Там было несколько икон, потому что была небольшая казачья община в нашем районе, на Рудневке она находилась. И они вот таким образом вложились. Сейчас я их потерял из виду, может они перешли в другое место, в другой район… В общем-то, они положили такое начало. Благодаря этому, как только я получил указ, сразу можно было начать служить молебны и всенощные бдения.
А так, конечно, когда я приехал, просто перепугался: что-то где-то там за МКАДом… (смеется) Как-то раз я сюда ездил, оформлять машину в нашем ГАИ, думаю: Какой-то ужас,
Как вообще здесь люди живут?
— Тогда не было еще ни метро, ни каких-то учреждений, ни магазинов крупных, как сейчас. Если сегодня к нам даже многие из соседних районов и Люберец ездят, то тогда вообще была пустота. Чистое поле и населения, наверное, раза в два меньше. Но все равно в храм люди начали ходить почти сразу. Я помню, школьником тогда был еще.
— Что интересно: я помню, первое соборование наше было, Рождественский пост. Мы начали служить до Преображения, до начала Успенского поста, то есть с середины августа примерно. В декабре 2013-го года у нас было первое соборование, 35 человек стояло в маленькой нашей часовенке. И так необычно очень было, алтарь отгородили такой загородочкой, такие царские врата символические, и люди стояли, можно сказать, прямо в алтаре.
— Помню, мама мне говорила, что было очень интересно. Никогда больше не было у нее в жизни такой возможности стоять и наблюдать, что там происходит, что священник делает. Тем более женщинам. У мужчин, конечно, всегда есть шанс попасть в алтарь, а женщинам никак не увидеть за закрытыми дверями.
— Некоторые люди приезжали мне помогать еще со старого места службы. Но и местные почти сразу начали подтягиваться, предлагать помощь. Я помню, когда всё начиналось, в один из дней владыка сказал срочно готовить часовню для совершения литургии. Потребовался плотник. Это было начало сентября или конец августа. И вот я стою и думаю: где, чего брать, тут ни строительного магазина, ничего… Вообще не знаю, куда ехать, в такой растерянности был… Не по подъездам же ведь ходить, плотника искать?
И вдруг открывается дверь и заходит Валентина, одна из наших трёх прихожан, гагаузка, и говорит: «А чем помочь?». Гагаузы ведь горячий народ. Я говорю: «Плотник нужен».
Она сразу: «А, без проблем». Берёт телефон: «Ваня, алло! Иди скорее сюда». Пришел Ваня, со своими братьями, Ильёй и Юрой. И вот они на все эти годы, на все эти 10 лет
оказались первыми помощниками по всем нашим строительным делам. Тут же мне всё сколотили,
собрали царские врата, вырезали фигурно,
фанеру тканью обили, престол сколотили, жертвенник.
А потом, когда мы начали служить молебны, я такую тетрадочку положил, в которую просил всех после молебна или после всенощной писать, кто
чем может помочь. Например, один дяденька по имени Вадим, напротив храма живет, у нас по умолчанию электриком стал, очень много помогал и помогает.
Еще необычайный случай Божьего промысла был. На панихиду записки подали, я стою листаю и вдруг вижу: « О упокоении новопреставленного протоиерея Игоря», его супруги… А это мой друг близкий был, даже как брат старший: священник, который погиб в автокатастрофе буквально за месяц до того. Он был настоятелем одного храма в Подмосковье и все подшучивал надо мной, что он, мол, трудится, а я где-то там просто там хожу и ничего особо не делаю. Такие добрые были шутки, но я все на него обижался.
Так вот, я и спрашиваю, кто эту записку подал? Одна девушка говорит: я. Я говорю, а откуда вы знаете этого человека? Я, говорит, его духовное чадо. И вот в итоге эта девушка дала большую сумму денег на строительство временного храма. И не только на него, еще на отливку больших колоколов и всякие другие вещи. Считаю, это реально отец Игорь с неба мне помог. Я просто обалдел тогда.
— А далеко он служил?
— Домодедовский район, село Успенское.
— Да, далековато от нас, южное направление.
— Вот поэтому я и был в шоке (улыбается). Ну, и вот так в общем-то сразу, с первых дней пошли люди. Ведь даже некоторые из тех, кто приехал с прошлого прихода, посмотрели – очень далеко, очень грустно… Там-то храм большой Димитрия Солунского, красивый, устроенный, службы идут – а здесь в прямом смысле была грязь под ногами, через которую пройдешь – надо ботинки чистить. Еще наступали холода уже, в храме стоишь, там прямо дубак. И один из необычайных случаев — это то, что Руслан Михайлович Чернышев, глава муниципалитета Косино-Ухтомского, был моим старым другом – прихожанином храма Димитрия Солунского, с которым мы тесно общались. Но священнику неприлично лезть в некоторые моменты личные — например, я никогда не спрашивал, кем Руслан Михайлович работает.
Сейчас-то я уже, конечно, заматерел, всех сразу допрашиваю (смеется). А тогда был таким вот скромным, худеньким священником. Это было, конечно, смешно, когда пошел знакомиться с главой муниципалитета – это надо было снимать на камеру наше общее удивление. Поэтому, конечно, Руслан Михайлович просто ангел-хранитель мой здесь. И опять же через него я познакомился с нашим тогдашним главой управы Балдуевым Романом Юрьевичем, который сначала мне показался таким строгим, важным, а оказался просто святым человеком, столько сделал для нас…
Людмила Алексеевна Богачева тоже, нынешняя наша глава – если посмотреть на территорию вокруг храма, это же все она, вместе с директором «Жилищника» Олегом Калининым и с замом его, Анной Юрьевной Барановой. Так вот, Людмила Алексеевна, Олег Викторович и Анна Юрьевна – это тройка, которая тут, кажется, просто дневала и ночевала, чтобы благоустроить территорию. Также я, как настоящий комсомолец, с первых дней познакомился с Ириной Кувшиновой, массовиком-затейником нашего района (улыбается). Она тоже полностью включилась в поддержку.
— Например, праздники, которые проводятся у нашего храма?
— Да, и это тоже. Вообще-то я так боялся – примут меня или нет, а тут такая доброта, энтузиазм… Кроме того, они наши прихожане. Кстати, когда повесили доску с благодарностью «Транснефти» в притворе храма, то одна из прихожанок, не из структуры управы, обычная, очень расстроилась, мол, почему ничего не сказано про прихожан. Но мы это исправили: повесили вторую доску. У «Транснефти» она серебряная, а мы повесили уже под золото – с благодарностью префектуре, управе, муниципалитету и, конечно же, в первую очередь – нашим прихожанам.
— То есть с высоты прошедших лет становится видно, что все неспроста складывалось? Ведь в Москве столько районов, никогда не знаешь, как отнесутся местные власти к православным проектам.
— Да. Я живу в Северном Измайлово, там на площади Кадавильди храм строится, Саввы Сторожевского. Так вот, не знаю, как сейчас, а раньше глава муниципалитета там был коммунист. Он не поддерживал строительство храма, а это уже сложность. Потому что управа это власть, скажем так, исполнительная, а муниципалитет – уже законодательная. Он уже от лица народа действует.
— Очевидно, ведь каждый вопрос приходится обсуждать и решать с местными властями. И если они будут палки в колеса вставлять, или даже просто там игнорировать – это совсем другое дело, нежели когда в любой момент готовы выслушать и помочь, да еще и сами прихожанами являются.
— Да, это действительно так.
— Здесь же еще есть храм Серафима Саровского в деревне, и в основном все, кто здесь уже жил, туда ходили. А потом резкий приток прихожан к нам пошел. Можно ли сказать, что храм Живоначальной Троицы продолжает традиции местных косинских приходов?
— Наверное, да. Здесь ведь сработал рациональный момент – в деревне в то время было плохо с освещением, да еще и собаки бездомные водились. Поэтому женщинам, например, стало гораздо удобнее на всенощную ходить к нам. Мы стараемся соответствовать доброте соседних батюшек: отца Дмитрия Бабьева, по умолчанию нашего «старшего на районе» (смеется). Отца Алексея Воробьева… Потому что если бы мы не продолжали бы их добрые начинания, то, конечно, прихожанам было бы неинтересно сюда ходить. А так – они зашли в храм, который рядом с их домом, и увидели ту же самую обстановку. Можно, только поблагодарить их, что зерно было посеяно. Вообще, получилось почти как в Евангелии, когда Иоанн Предтеча учеников собрал, а потом они, когда увидели Христа, ушли за ним. Но это я не с собой сравниваю (улыбается).
А от Евангелия я к материальным вещам перейду. Есть такое правило, к сожалению, что у нас люди ходят в тот храм, который ближе к их дому. Прошла давно та эпоха, когда в Москве было 47 храмов, и все на метро 40 минут ехали на всенощную, со всенощной потом обратно, а на следующий день на раннюю литургию. Помню, одна прихожанка из храма Димитрия Солунского говорила: «Я за вами, батюшка, пойду на край света!» Такие глаза, прямо ух! Хорошо, конечно, но сейчас храмы строятся везде, чего куда-то ездить? Священники все нормальные в подавляющем большинстве.
Вспоминаю, как читал в журнале «Фома» про одного румынского батюшку, который в большом селе строил маленькие церкви на каждом перекрестке села. Его наши ребята русские спросили, зачем? Он говорит, не поверите, людям лень сходить на другую улицу. Такой менталитет. Вот наша улица, мы лучше сюда сходим поближе. Я не знаю как он там служил в этих храмиках, часовенках, но вот у нас то же самое почти сейчас.
Поэтому, конечно, в центре Москвы отцы говорят, что на окраины люди стали чаще ходить. Наверное, уже выросло новое поколение, которое не привыкло, как люди советской закалки, ездить куда-то в центр в один из немногих действующих храмов.
— Завершая тему деревенского храма: можно подытожить, что ваша работа легла на благодатную почву?
— Тут какое дело-то: мы с отцом Алексеем Воробьевым друзья. Он мне не как старший брат, наверное, а как отец даже. Это, пожалуй, мой любимый священник. С отцом Дмитрием дружим, который еще давно говорил, что хотел, чтобы я здесь служил, чтобы меня сюда направили а не кого-то незнакомого. С отцом Федором общаемся прекрасно…
Возьмем Новокосино: отец Николай, из храма Всех святых русских, отец Владимир из храма Всех новомученников и исповедников российских. На другой стороне, в Вешняках, отец Афанасий… Мы отцы, постоянно друг с другом в общении, и в общих каких-то делах, не разъединены.
— То есть это как будто какой-то общий муравейник, где все рядом, все друг друга знают – но в то же время нет зависти и конкуренции, как в каких-то мирских организациях?
— Более того, наши храмы помогают друг другу. Есть ведь все эти социальные сети – я бы, конечно, желал, чтобы их не было, но они есть. Есть у нас и группа настоятелей Восточного викариатства. И там, если у какого-то отца проблемы, он пишет: «Отцы, что делать, подскажите?» И вот на него сразу сто тысяч советов валится, он уже сам не рад, что попросил (улыбается). Или: «У кого есть такое-то облачение?». И бац, уже я начинаю писать, что у меня есть, могу тебе, отец Пётр, отдать. А отец Дмитрий Бабьев меня опережает, говорит, отец Пётр, у меня возьмешь. Вот это я понимаю, конкуренция, кто быстрее поможет! (смеется).
— Да, такие истории духовенство с знакомой каждому стороны показывают. А то ведь у нас многие люди, которые не воцерковлены и священников не знают лично, думают, что у нас все попы либо на «Мерседесах» катаются и в ресторанах обедают, либо наоборот – святые, как Серафим Саровский, и по воздуху летают.
— Да. Еще такая тема есть: мошенники ведь ходят по храмам, и всё время разные, и у всех свои причудливые способы, как деньги воровать в храмах. И вот, если какой-то мошенник пришёл в какой-то храм, местный священник пишет всем: «Вонмем!» И уже потом фотографии с камер наблюдения скидывают. Они идут потом по другим храмам – и их уже видно.
Еще забыл сказать: в Вешняках отец Максим, дальше в храме у 15-й больницы – отец Виктор. Вот такая у нас большая компания, единый организм. Тут не только из своего викариатства уже знаешь отцов, а и из соседних. Даже из Некрасовки, из Покровского храма к нам людей на огласительные беседы посылают. Звонят: «Батюшка, а нам Ксения сказала, что у вас огласительные беседы можно пройти». Кто такая Ксения, кто знает? Ну приходите, говорю, конечно, да. Раз уж Ксения сказала…
— Давайте перейдем к маленькому деревянному храму, который стал промежуточным этапом между часовенкой и нынешним большим.
— Мы начали с маленькой этой избушечки, со временем ясно стало, что приход будет расти, нужно какое-то подобающее помещение. Уже конкретно под храм.
— То есть до постройки большого храма было ещё далеко, а спрос уже тогда был у населения, получается?
Была идея, чтобы начать литургию ежедневную. Вот чем можно похвалиться – хотя хвалиться христианам грешно, но иногда всё-таки очень хочется — что ещё задолго до того, как Святейший Патриарх повелел, чтобы литургия была ежедневно на месте строительства храма, мы уже сами об этом думали и настраивались.
Когда я был один, мы служили четыре раза в неделю литургию, что было неплохо. Потом появился второй священник, отец Владимир, и мы стали литургию служить ежедневно, а когда появился отец Евгений – то и весь суточный круг. Но вернемся к вопросу: где взять денег на строительство деревянного храма? И вот они нашлись как раз у той девушки, которая была знакома близко с отцом Игорем покойным. Построили деревянный храм, он еще был такой продольный. Приехали строители, говорят, не поймем, что строить-то будем, ресторан какой-то? Мы говорим, храм будет. Главку заказали отдельно, куполочек небольшой, и начали там служить.
— То есть его не готовый уже привезли, а с нуля собрали прямо на месте?
— Да. Был из таких брусочков он сделан. Я ездил в строительную компанию, «Терем», в Медвежьих озерах, просил бесплатно сделать храм. Посмотрели на меня так искоса… Ладно, говорят, давайте сделаем скидку ему. Спасибо им за это большое.
А тогда еще таким строительством временных храмов никто не занимался. «Терем» был одним из первых, кто потрудился на благое дело. И вот уже получился храм, а импровизированный дом причта сделали из контейнеров-бытовок – правда, довольно цивильных. Была трапезная большая, 6х6, кабинет настоятеля… И было еще две бытовки. Одна была комнатой отдыха наших батюшек, а вторая — хозяйственная. Хотя там жил еще один из добрых наших работников, Виктор покойный, дядя Витя. Он и сторожил, и готовил, такой был блаженный человек. Таким образом у нас уже база создалась – стройка шла, а мы служили.
Прихожане храма Димитрия Солунского, Марина и ее муж Сергей, в память своего покойного сына Дмитрия купили всю утварь, которая была необходима. Потир, дискос, дарохранительницу, кадила, облачение… То есть она вложилась по полной, чтобы мы сходу могли начать совершать богослужения.
Помню, ближе к концу строительства народ уже просто в этот маленький храм перестал влезать – некоторым приходилось стоять на улице.
Да, но мы оперативно сделали трансляцию наружу через динамики. При всей этой тесноте была задача, чтобы людям было комфортно. Чтобы служба шла ритмично, исповедь, чтобы люди могли на службу прийти и не околеть, если кто на улице стоит. Чтобы все могли прийти, поисповедоваться, помолиться, чтобы всем было удобно. И я лично вижу, что люди это ценят. Мне кажется, это вещь для прихода важная – заботиться о комфорте людей, и не только духовном.
Монастырь, например – это другое дело. Там уже ты подстраиваешься под устав монастыря, ты пришел, чтобы быть похожим на монаха. А наше дело, приходское – помогать людям, чтобы им было удобно. В хорошем смысле, конечно.
Можно даже это слово, «комфорт», прояснить. Как мы говорим: «Создать условия». Создать условия для того, чтобы можно было прийти в храм с ребёнком, для пожилого человека, опять же. Чтобы затягивать людей в храм, на службу, ведь мать вряд ли поведет на ночную рождественскую службу ребенка для того, чтобы он мерз на улице. Ведь и дети, когда знают, что можно посидеть на ступеньках рядом с хором, что будет праздник, угощение, сами с куда большим удовольствием идут на службу праздничную.
— И в завершение про этот храм промежуточный: куда он делся потом?
— Он переехал под Домодедово, а точнее – в Ступинский район, село Рудины. И стал деревенским храмом, в котором находится чудотворная Руднинская икона Божией Матери. Очень кстати символично получилось – ведь раньше храм на улице Руднёвка стоял. И получилось, что в этом селе Рудины у одной женщины дома находилась икона эта чудотворная, оставшаяся после разрушения старого храма. А наш деревянный разобрали, туда отвезли везли, там опять собрали, утеплили, и он продолжает свою жизнь. Если кто-то хочет навестить, то можно съездить.
— В целом, про большой храм было сказано уже много. Но допустим: вот стройка закончилась – и что дальше? Я, например, помню, как молодежь приходила подписывать кирпичи именами жертвователей, сам был среди нее…
— Да, многие помогали такими простыми трудами, конечно. Кто на что способен. А в плане созидания приходской жизни, где надо было руками поработать, прихожане очень много потрудились. Помню такой момент, что у бытовки начала крыша протекать. Мы заливали её битумом, туда лазали… Проводили, например, звук, эти колонки на улице. Нужно было лазать под храмом, под фундаментом, ползком провода тянуть. Храм красили летом, цветы сажали…
Помню, как на крещение воду разливали, а водопровода, ведь не было. Наливали, эту огромную купель, раздавали воду, в общем, только и трудились все вместе.
— То есть сейчас многие прихожане могут без зазрения совести сказать, что своими руками приход строили?
— Да, получается, так. Интересное время было. Как говорят опытные священники, когда строится храм, всегда много энтузиазма у людей, все радуются – а потом построили и все, уже не так интересно. Ходят просто на службы.
— Кстати, а первая служба когда была, помните?
— В новом деревянном храме первую литургию служили на Новый год, 1 января. А вот вообще самую первую литургию, в маленькой этой избушке, служили на великомученика Никиту, 28 сентября. Ну а в большом каменном храме – на Вербное воскресенье.
— А что можете отметить на сегодняшний день, оглянувшись назад? Ведь столько всего проходит на приходе, и кружки в доме причта, и клубы по интересам, и воскресная школа, и огласительные беседы, паломнические поездки всякие. Работа ведь большая идет.
— Несомненно. Одни огласительные беседы каждое воскресенье — это всё равно, что разгрузить вагон. Потому что людям, которые приходят на них, обычно надо самые азы объяснять, и, конечно, бывает очень непросто. Потому что не все правильно реагируют на эту информацию.
— Можно сказать, что это не только работа преподавателя, когда просто читаешь лекцию, но и психолога – надо ведь еще объяснить человеку, что, зачем и почему…
— Сейчас эти беседы обязательные: хочешь покрестить ребёнка – приходи на беседу. А когда тебя заставляют что-то делать, это, конечно, неприятно. Даже для знакомых, прихожан.
Поэтому бывает сложно общаться.
— А какие есть планы, мечты, стремления? Может быть, даже отдаленные?
Ну, в плане материальном, мирском, нам нужно начать расписывать храм. Это, наверное, самое дорогое по финансам и самое сложное по организации.
А в плане духовном – это, конечно, работа с прихожанами. Потому что храм построен, приход создан… Есть ли у нас община – это, конечно, сами прихожане должны давать оценку. Но то, что приход состоялся и стал настоящим приходом, это факт, на сто процентов. У нас три священника, дьякон, богослужение идёт без остановок, суточный круг — не по монастырскому уставу, конечно, а как в каком-нибудь соборе городском.
И вот незаметно наступил момент, что исчезла работа по созиданию и строительству – и началась уже, так сказать, обычная жизнь, тихая и размеренная. Которая имеет такую проблему, как болезнь роста. Тут уже нужно более внимательно работать с прихожанами, потому что люди начинают иногда слабеть духовно, и нужно не упустить этот момент.
Ну, конечно, ошибки бывают и у меня лично, когда уходит кто-то из храма… Но, с другой стороны, от пастыря ждут твёрдого характера. Если брать библейские аналогии – нужно внимательно следить за своим стадом, держать ситуацию под контролем, иначе оно начинает разбредаться по сторонам. И чем оно больше, тем труднее.
— Тогда такой вопрос: интереснее в какой ситуации – когда маленький приход из узкого круга знакомых, или большой, как сейчас, где не всех людей даже в лицо знаешь?
— Мы всё шутим с отцом Алексеем Воробьёвым относительно того, что там приход-то маленький, а здесь большой, не сказать огромный. Там, кажется, все друг друга знают, а здесь уже смотришь: новый прихожанин, еще, еще… Я говорю: «Отец Алексей, давайте меняться: вы сюда, а я туда, в тишину, в спокойствие». Он мне: «Нееет, не надо. Я тишину и благодать не променяю на вашу суету» (смеется).
— То есть можно сказать, что маленький приход – это как большая семья. Все объединены общими проблемами, общими целями… А на большом сложно со всеми поддерживать контакт, но тем не менее нужно. Хотя священник тоже человек, и не может стольких запомнить лично…
— Везде какие-то могут быть проблемы. Я порой думаю, вот бы все было, бросить и куда-нибудь в деревню спрятаться… Ну а что в деревне будет? Три прихожанина из местных, которые тем не менее могут создать такие же сложности, как и 300 человек (улыбается). Но надо отметить, что в нашем храме просто потрясающие, замечательные прихожане, лучше нигде не найти. Такие хорошие, добрые, скромные, тихие, прямо любо-дорого посмотреть. Поэтому, конечно, мне просто повезло с ними. Может, конечно, им тоже повезло со мной – шутка, конечно (смеется). Но мне – точно, поэтому этот храм для меня – мой первый дом, самый главный.
— Скажете несколько слов про наше духовенство? С точки зрения настоятеля. История появления на приходе, например…
— Во-первых, почему так хорошо в нашем храме? Потому что здесь служат хорошие священники – отец Евгений и отец Игорь, отец Александр.
— Я помню, отец дьякон сначала к нам ходил просто по приглашению служить иногда, а потом окончательно перевелся. Правильно?
— Да, отец Александр раньше служил в храме Николы в Кузнецах, старинный московский храм, у отца Владимира Воробьева – это такой московский старец. И, соответственно, дух и благодать, которые были в том храме, он принес сюда.
Отец Евгений Кукушкин пришел из храма Рождества Христова в Измайлове, который прямо напротив моего дома — ну, кто бы мог подумать, что он будет здесь служить? Но направили его конечно, не поэтому, для него самого это стало сюрпризом. Служил он у отца Леонида Ролдугина, тоже наш
московский старец – священник, протоиерей, наш бывший благочинный, очень уважаемый в Москве батюшка. И опять же, получается, отец Евгений, как духовное чадо отца Леонида, принес благодать оттуда к нам.
Отец Игорь приехал из Нижнего Новгорода, но как будто всегда был с нами. Он служил до этого в храме Андрея Первозванного в Метрогородке, у отца, Евгения Бадыло. Мы-то все здесь, можно сказать, из одной квашни вылезли, все свои, и вдруг появляется отец Игорь. Но мы с ним были знакомы еще до того, как его сюда направили, и вдруг его к нам определяют внезапно. Отец Игорь – добрый, душевный, просто замечательный батюшка.
Еще у нас служил отец Владимир Суханов, которого позже назначили настоятелем в храм при детской больнице святого князя Владимира на Русаковской улице. Его тоже многие помнят и любят, и продолжают общаться. И вот благодаря им, вот, этому духу, доброте и прихожане сюда пошли. То есть отцы создали благодатную атмосферу особенную: вот это вот внимание к прихожанам, заинтересованность, любовь… В общем, как говорится, химия у нас получилась на приходе.
Просто какое-то золотое сечение здесь настоящее. Поэтому дай Бог, конечно, когда мы уже передадим этот храм другим пастырям через десятки лет, или будет распоряжение новое от Патриарха — у нас же, как многие знают, Патриаршее подворье, и настоятель заботится о нем от лица Патриарха, статус особенный. Так что, как бы ни сложилось в дальнейшем, будем стараться сохранять наши прекрасные традиции.
